Уже в конце XIV века татары встречались в Литве в качестве постоянных жителей. Представляли они собой чётко очерченный этнографический остров, без какой-либо непосредственной связи, без каких-либо отношений с материнским ядром татарского племени, занимающего Заволжские и Черноморские степи. Как они добрались до Литвы, когда и как они отделились от основного ствола и оказались в далеком северо-западном крае? Разве не странно, что страна, которая не ощутила на себе потрясшего в первой половине XIII века всю Русь ужасного татарского погрома, которая не испытала силы и ужаса татарских нашествий, которая, можно сказать, никогда не слышала о татарах и никогда их не видела, внезапно становится местом их поселения и при этом в довольно значительном количестве. Пришельцы так сильно закрепились в границах Литвы, что, несмотря на очень изменчивые пути своей политической судьбы, они остаются здесь и по сей день, сохраняя свой тип, свою религию, в какой-то мере и традиции, хотя родной язык, порядки и обычаи давно уж позабыли. В окружении этнографического моря чужой славянской и балтской расы литовские татары, называющие себя «муслимами», не растворяясь, однако, в этом море, образуют, как было сказано, этнографический остров, выступающий среди его волн на протяжении пяти веков. Такая огромная их энергия невольно привлекает внимание этнографа-исследователя, и с этой, прежде всего, чисто научной точки зрения, литовские татары заслуживают специального исследования.

Так, с первого взгляда удаётся заметить, что в литовском государстве татары с самого начала, а позже - после того, как Литва присоединилась к Польше, в польско-литовском государстве, являлись привилегированным элементом общества, так как были почти уравнены в правах с правящим классом этих государств, т.е. с боярами и шляхтой. Это объясняется тем, что они считали себя гостями, не проявляли никаких претензий и стремлений к политической независимости и не играли какой-то исключительной роли, и поэтому правительства, у которых было много проблем с русинским вопросом, а затем с еврейским и диссидентским, видели в татарах надёжный и верный элемент, и по этой причине не лишали их в общем (кроме нескольких случаев) своего доверия и благосклонности, предоставляя им различные права и свободы. По указанным причинам эта небольшая этническая группа представляет также значительный интерес и для историка, являясь очень интересным дополнительным исследовательским материалом по истории Литвы и Польши.

Конечно, литовские татары, составляющие такой интересный объект для этнографических и исторических исследований польских ученых, должны пробудить не меньший интерес и на мусульманском Востоке, так как являются его плотью от плоти и кровью от крови, чью сохранили веру, и с которым, как показывает история, постоянно сохраняли духовный контакт. Ведь даже в нашу эпоху во главе усилий, направленных на возрождение мусульманских государств на руинах российского царизма, Крыма и Азербайджана, первые роли заняли именно литовские мусульмане, которые собственной кровью скрепили свои славные помыслы, как, например, генерал Сулькевич, первый глава Республики Крым.

Первое знакомство Литвы с татарами следует отнести ко временам великого князя Гедимина. Этот правитель, расширив границы своего государства с присоединением расположенной далеко на юге Волыни, вступил в прямое соприкосновение с племенами заселяющими Черноморские степи и входящими в состав Золотой Орды. Племена эти часто нападали на южные границы его государства, брали жителей в ясырь, и - наоборот, другая сторона платила им "той же монетой", и так же брала невольника, которого селила на исконно литовских землях.

Однако это были незначительные пограничные споры. Гедимин, умный политик, уклонялся от решительных действий и даже добивался дружбы и согласия с тогда могущественной Ордой и ее ханом Узбеком. Хотя хараджа не платил, пытался сблизиться с татарами и даже неоднократно приглашал их участвовать в своих военных походах. Так, например, в одном из сражений с тевтонскими рыцарями в 1319 году, как пишет известный историк Коялович в своей Истории Литвы (том I, стр. 248), принимали участие и татары, даже занимавшие в боевом построении одну из передовых позиций.

Несомненно, некоторые из этих союзников после окончания кампании остались в Литве и в награду за заслуги получили пожизненное ленное право на землю. Поскольку это были единицы, то они быстро растворялись в местном населении, о чем свидетельствует целый ряд фамилий, признаваемых уже в середине XIV века за литовско-русинские, имеющих тем не менее в самом звучании бесспорно восточные корни (напр., Акшак, Берендей, Кирдей, Киркор, Корсак и т.д.). Должно быть этих эмигрантов было немало, поскольку обратили на себя внимание францисканина Лукаса Ваддинга (Lucas Wadding), который, описывая в 1322 году в своих «Annales» (том I, стр. 459) население Литвы, отметил, что «на Литве есть скифы, пришельцы из земли некоего хана, которые в молитвах используют азиатский язык».

Во времена последующих правителей история неоднократно упоминает татар как доблестных союзников Литвы, принимавших участие в сражениях последней с её соседями. Во время похода Кейстута в 1350 году против польского короля Казимира Великого в споре за Волынь и Красную Русь они принимают участие, как пишет Т. Нарбутт в своей работе Dzieje starożytne Narodu Litewskiego (т. VIII, стр. 246), в качестве отряда, посланного в помощь ханом Джамбеком. Ольгерд, выдвигаясь в 1362 году на завоевание Подолья, имел, как пишет историк Литвы Стрыйковский, в своих рядах дружину, состоящую из тех татар, которые обосновались в Литве во времена Гедимина. Должно быть, это уже была стабильная и надёжная сила, так как великий князь не побоялся взять их с собой в поход против побратимов, которые тогда владели Подольем. Во времена правления Ягайлы в литовском государстве появилось много беженцев из армии хана Мамая, разгромленного на Куликовом поле великим князем Московским Димитрием Донским, в числе которых были сын Мамая Мансур-Кият и внук Лекса, протопласты знатного рода князей Глинских, которые впоследствии сыграли значительную роль в истории Литвы и Москвы. Год 1386, когда Ягайло совершал крещение во всём своём государстве, в силу обстоятельств поставил мусульманских поселенцев перед выбором: либо возвращаться за Волгу в Орду, либо становиться христианами. Первый вариант их не прельщал: в Орде при хане Тохтамыше начались уже внутренние распри, и это уже было поколение, выросшее в Литве, рождённое в основном от матерей русинок-христианок, и которое, конечно же, не могло быть принято ревностным религиозным прозелитизмом, при том что отношений с Ордой оно уже не поддерживало и ощущало бы себя там чуждым... Поэтому стали они христианами, как в основном их матери и бабушки, греческого обряда. Таким образом, все татары, которые поселились в Литве в 1316-1386 годах, первые, так сказать, пионеры татарской эмиграции на литовские земли, полностью растворились в массе местного населения, утратив все свои отличительные черты. Впрочем это обычная судьба пионеров и, если они упомянуты здесь, то только из чувства долга историка.

Та татарская эмиграция, следы которой остались по сей день, произошла в период правления на Литве великого князя Витовта. В результате постоянных внутренних конфликтов в Золотой Орде, которые её сильно ослабили, довольно значительная численность татар добровольно иммигрировала в государство Витовта, а тот великий монарх брал их на службу при дворе, наделял землёй, и пользуясь тем, что Алькоран не запрещал мусульманам вступать в брачные союзы с христианками, с прирождённой толерантностью женил их на литвинках, преодолевая сопротивление духовенства даже в тех случаях, когда дети, родившиеся от таких браков, воспитывались в вере отцов, а не матерей (сравните J. Jaroszewicz «Obraz Litwy» часть II, сноска 55).

Большое количество ногайских татар Витовт взял в плен во время экспедиции в 1397 году против Тимур-Кутлуга, князя ногайского, который сместил с трона союзника Витовта хана Тохтамыша. Тогда изгнанный царь Кипчакский со своей семьей, всем своим двором и имуществом, укрылся в Киеве, умоляя о помощи. Экспедиция прошла удачно. Часть пленённых была отправлена Ягайле в Польшу, где без промедления, по словам польского историка Длугоша, была окрещена; другую часть, Витовт поселил главным образом в окрестностях Тракая и Вильно на реке Ваке, предоставив им полную свободу вероисповедания и право подданства, чем, с одной стороны, приобретал в их лице верных приверженцев, готовых всегда служить ему душой и телом, с другой же - подготавливал почву для дальнейшей иммиграции татар, которые, прослышав, что их соотечественники живут в Литве, как у себя дома, имея права и привилегии, сохраняя свой язык, веру и обычаи, в дальнешем добровольно переходили на службу великим князьям литовским. Так, например, когда в 1410 году наступил час решающего выяснения отношений объединенных Польши и Литвы с заклятым врагом, Тевтонским орденом, и обе стороны искали повсюду союзников, Витовт обратился за помощью к хану Тимуру, который послал в помощь несколько тысяч ордынцев под предводительством князя Джелал ад-Дина, старшего сына хана Тохтамыша. Это войско принимало участие в памятной битве под Грюнвальдом, в которой, как известно, было сокрушено могущество Тевтонского ордена. Щедро одаренный ад-Дин с богатой добычей по окончании сражения вернулся в Орду, однако часть его воинов, составляющая в основном цвет татарского рыцарства - князья, беги, мирзы и уланы, осталась в Литве, получив роскошные земельные наделы в наднёманских окрестностях и около Гродно и Вильно, с обязательством нести военную службу.

Поселённые на Литве Витовтом татары первоначально разделились на три класса - высший класс образовала та аристократия, которая прибыла с Джелал ад-Дином; она считала себя потомками турок-сельджуков и смотрела свысока на низшие классы, как и на различные черноморские орды; а, например, один из её представителей безымянный литовский татарин, автор датируемого 1558 годом сочинения под названием «Risalej tatari Lech» ("Трактат о польских татарах"), в котором предоставил отчёт о положении литовских татар зятю султана Сулеймана, написал: «мы дагестанского племени, мы также не кочуем в намётах, и не шатаемся по степям...» Второй класс образовали простые солдаты заволжанского происхождения, служивших в хоругвях тех князей, мирз и бегов, которые в 1410 году поселились в Литве. И они обладали наделами земли, но не столь значительными, как первый класс, но и значимость их была меньше. К третьему классу принадлежали не татары, а те ногайцы, поселённые Витовтом на реке Ваке в 1397 году, изначально отличавшиеся от тех двух классов по типу, языку и одежде, а частично и занятиями - поскольку не все из них получили землю, то были вынуждены заняться торговлей и ремёслами. Однако со временем все эти различия постепенно стёрлись и сегодня потомки аристократов и шарашков составляют уже одну единую группу, в которой, согласно недавним научным исследованиям, этнографических различий нет.

Так произошло первое заселение татарами Литвы, потомки которых уже не смешались с местным населением и сохранили свою идентичность. Эта иммиграция была самой многочисленной и стала собственно основой всей татарской общины Литвы. Об этом пишет уже упомянутый автор отчета «Risalej tatari Lech»: «большинство семей» нашего рода поселились здесь во времена эмира Тимура; король Ляшский попросил у него подкрепления против своих врагов, в результате чего эмир отправил несколько тысяч своего отважного войска, и когда они добыли победу, остались по просьбе короля в его владениях, были осыпаны всеми знаками королевских милостей, как то: земельными владениями, пышными кафтанами и богатствами. Имя же того короля, который был своего рода опорой, поддерживающей ислам в странах гяуров, - Виттад, и память о нём сохранилась до наших дней, потому что ежегодно отмечается день, посвященный исключительно памяти этого короля».

После смерти Витовта самый младший из братьев Ягайло, Свидригайло, хотел разорвать союз Литвы с Польшей, поднял знамя восстания против своего брата и стал искать помощи в заволжском государстве. Золотая Орда послала многотысячную подмогу под предводительством царевича Ахмата, однако тот, разобравшись в обстановке на месте, не захотел помогать мятежнику и узурпатору и в 1432 году со всем своим формированием перешёл на постоянную службу к ставленнику Ягайлы на великокняжеский престол Сигизмунду Кейстутовичу, брату Витовта. Татары армии Ахмата получили по устоявшейся традиции земельные наделы и деньги и пополнили первый и второй класс литовских мусульман, а организационное построение войска, согласно которому оно делилось на восемь конных хоругвей со старейшинами (хорунжими, маршалками и атаманами) во главе, сохранилось с тех времён в качестве неизменной татарской войсковой структуры, объединяющей всех татар - как добровольно прибывших в давние времена, так и тех, кто был пленён и взят на поруки их сородичами. В течение XV века число мусульман продолжало расти, так как каждая внутренняя междоусобица в татарских землях приводила к новой волне эмиграции. Во времена правления Казимира Ягеллончика, в период распада Кипчака на удельные Казанское, Астраханское и Крымское ханства и возникших в результате этого волнений, в Литве появилось большое количество беженцев из-за Волги. Среди них был и Шихмат со всей семьей, впоследствии последний кипчакский хан. Также, собственно, как и разлад, возникший в Крыму после смерти хана Хаджи-Герая между его шестью сыновьями, вызвал появление в Литве большого числа крымских татар с царевичами Нур-Девлетом и Хайдаром во главе, искавшими убежища от своего жестокого брата Менгли-Герая.

В 1506 году какое-то количество крымских татар после битвы под Клецком захватил князь Михал Глинский и расселил в разных местечках на Полесье. То же самое сделал с пленёнными в 1508 году под Вишневцом князь Константин Острожский, который поселил их в своём родовом Остроге на Волыни. Эти невольники, взятые на поруки уже обосновавшимися на Литве соплеменниками, получали свободу и право служить исключительно за жолд, что давало им определенные личные привилегии.

А какие привилегии имели пришлые и добровольно осевшие татары? - спросит кто-то...

Так вот, каждый муслим значимого рода и «высокородной крови» как правило получал в пожизненное ленное владение великокняжескую землю (позднее королевскую - "крулевщизну"), становился подданным монарха и получал звание «татарин господарьский» (менее значимые татары, жили в городах или на частных земельных владениях, носили соответствующие названия, например, «татарин минский, клецкий, пуньский" и т.п., "татарин князя Радзивилла, князя Глинского" и т.д.). Такой господарьский татарин в первую очередь пытался получить право боярства (позднее - шляхетства); насколько род его был известен в Литве по взаимоотношениям с Кипчаком или Крымом, настолько было легче заполучить это право путём специального распоряжения или подтверждения монарха с указанием положения рода в старшинстве татарских родов в Литве. Часто даже и этого не требовалось - всё решалось само собой, и татарский поселенец сразу приобретал соответствующее положение и признание на своей новой родине и среди соплеменников. Однако иногда необходимо было пройти легитимацию перед комиссией, в состав которой входили представители виднейших татарских родов, назначенные монархом. Затем, получив право шляхетства, поселенец пытался получить какой-либо земельный надел на правах вечного владения ("право вечистое") с обязательством постоянной военной службы за свой счет. Такие пожалования потомки получателя стремились после его смерти для пущей уверенности закрепить путём нового монаршего подтверждения. Это стремление преследовало более глубокую цель. А именно, согласно литовскому земельному праву «господарьские татары» могли лишь владеть и использовать пожалованное им "на вечность" имущество, но не могли распоряжаться им без особого монаршего позволения на правах собственника (то есть - продавать, дарить, закладывать, обменивать и т.п.). Так вот, пытаясь получить целую серию монарших подтверждений, муслимы создавали себе некую основу для обхода этого права, для возможности в случае его нарушения применения принципа давности, трактуемого как ими, так и всем тогдашним обществом, необходимо признать, достаточно непоследовательно. В конце XV - начале XVI века началась массовая продажа и передача в залог таких "вечных аренд", часто с монаршего позволения, а ещё чаще - без... Монархи неоднократно это опротестовывали, протестовали однако, как это видно из тогдашних официальных актов, слабо и без энтузиазма; что же касается общества в целом, то оно, не углубляясь в юридические тонкости, вовсе не реагировало на такие противозаконные действия. Для соотечественников муслим шляхетской крови, живущий многие поколения на куске земли и, более того, имеющий целый ряд подтверждений на эту землю, был её законным владельцем и мог делать с ней что угодно. А когда при подъёме в XVI веке экономического и колонизационного движения ещё удавалось кому-то совершить выгодную торговую сделку с покупкой земли, победу одерживал личный интерес и часто играл решающую роль в этом вопросе. Таким же образом покупались и у татар их ленные земли, не смотря ни на какие-либо протесты, права и ограничения, а потому за полученные деньги они могли, будучи уравненными в правах со шляхтой, приобретать дорогую купленную недвижимость в собственность, поэтому многие из них вскоре стали обладателями даже крупных владений на полном праве собственности. А когда наступил 1569 год, год Люблинской унии, окончательно уравнивающей во всех правах и привилегиях шляхту Польши и Литвы, а потому признающей всю земельную недвижимость в Литве, состоящую во владении и приобретённую когда-либо ранее и каким бы то ни было способом, наследуемой, вечной и неприкосновенной, татарская шляхта обнаружила себя владельцами значительных владений, которыми могла уже распоряжаться без каких-либо ограничений, и получила право на владение подданными, которые до этого работали на ленных землях и были, собственно, подданными короля. Так королевские земли поэтапно перешли в руки муслимов. Более того, последние были освобождены, подобно польской шляхте от повинностей, сборов и налогов (за исключением обязательного для всех ланового по 2 гроша с лана), получили право на строительство мечетей на своих землях и содержание при них мулл и духовных общин, как и татарских школ. Хотя они и были обязаны нести, как и прежде, военную службу, характер же этой службы полностью изменился: она не исполнялась больше с позиции «подданных господарьских» и вассалов, а с позиции защиты границ Найяснейшей Речи Посполитой за гостеприимство, хлеб и права, которые давала своим вольным обывателям мусульманской веры. При этом в военной области литовские татары пользовались полным самоуправлением: у них были свои полки и сражались они под командованием своих собственных командиров, при этом следует добавить, что всеми вышеупомянутыми правами и привилегиями пользовались представители не только первого класса муслимов, несших военную службу по обязательствам земельного владения, но и особы, относящиеся ко второму и третьему классу, а это значит мелкие земледельцы и горожане, если они желали служить за жолд. В этом случае они освобождались от поголовного и иных повинностей, которыми не была обременена шляхта, и за ними признавались достоинство рода и заслуги, как и за титульной шляхтой, а достойнейших жаловали, хоть даже и не оседлых, пожизненным хорунжеством.

XVI век является периодом наибольшей численности литовских татар. По общему признанию, цифра 200 000, приведённая автором «Risalej tatari Lech», в качестве численности муслимов в середине названного столетия, является завышенной, что будет обосновано ниже; впрочем жило их тогда в польском государстве несколько десятков тысяч, верных и преданных приютившей их отчизне, по желанию, без принуждения, служащих ей в военное время, лишь по зову своей шляхетской крови, текущей в их жилах, а в мирный час честно трудившихся на самых скромных наделах. В свою очередь Речь Посполитая, «учитывая (в соответствии с текстом тогочасных привилеев) их благосклонные, трудолюбивые и отважные рыцарские заслуги и образцовые гражданские добродетели», уравняла их со шляхтой в социальных, правовых и гражданских отношениях, отказывая им только в политических правах шляхты, т.е. в заседаниях на сеймах и сеймиках и занятии должностей, соответствующих рыцарскому сословию, как, впрочем, отказывала в этом и шляхте прочих верований, и только их религия составляла отличие между литовско-польскими татарами и шляхтой польской: впрочем одежда, язык, обычаи, чувства, образ жизни и способ мышления всегда были общими.

В последней четверти XVI века, в эпоху католической реакции, настроенной враждебно против всего, что не было католическим, положение татар начало меняться к худшему: они лишились некоторых прав и даже стали подвергаться религиозным преследованиям. В 1566 году в Статуте ВКЛ (раздел XII, артикул 5) появилась следующая норма: "Уставуем, ижъ отъ того часу мѣти хочемъ, абы ж(и)дъ, татаринъ и кождый бесурмянинъ на достоенство а ни на который врядъ отъ насъ Господаря а ни отъ пановъ радъ нашихъ преложонъ не былъ и хрестіянъ въ неволи не мѣлъ." («Постановляем, и с этого времени желаем иметь, чтобы ж(и)д, татарин и каждый басурманин ни на какие высокие должности и уряды ни нами, Господарём, ни панами наших рад не назначались и христиан в неволе (т.е. в подданстве) не имели»). Этот артикул сохранился и в Статуте ВКЛ в редакции 1588 года (раздел XII, артикул 9). Этот же артикул Статута угрожал сожжением на костре тем (иноверцам), кто подстрекал кого-либо к смене веры, под угрозой смертной казни запрещал браки с христианками и запрещал, в конечном итоге, владеть "крулевщизной" по договору, также как строить и ремонтировать мечети. В 1609 году татарские женщины стали обвиняться в колдовстве; подобного рода и иные обвинения распространялись даже в печати. В 1616 году, среди прочих, был опубликован буклет некоего Чижевского под названием «Татарский Аль-Фуркан, разделенный на сорок частей» полный лживых в адрес татар обвинений, основанных на различных суевериях и предрассудках, и даже обвинений в преступлениях. Положение вещей усугубляла высокая напряжённость в политических отношениях с Турцией, готовящейся в то время к войне с Польшей. Поэтому дальнейшие ограничения следовали одно за другим. В 1614 году подскарбиям с полевыми писарями было запрещено выдавать деньги татарским ротмистрам на комплектование хоругвей личным составом. В следующем году татарским хоругвям было запрещено иметь соплеменников на командных должностях, а потому были обязаны выбирать командиров из христианской шляхты. В 1616 году был повторен запрет под угрозой смертной казни на вступление в брак с христианками, как и содержание у себя христианской челяди. И, наконец, в 1620 году, в год объявления Высокой Портой войны, муслимы были лишены права покупки имущества и так же, как иностранцам, им было приказано продать купленные без позволения правительства имения в течение двух последующих лет. Татары пытались защищаться. В 1630 году в печати появилась полемическая «Апология» ("Apologia") пера муслима Азюлевича, которая, несмотря на логику и доказательный запал, мало помогла. Притеснение татар со стороны иезуитов, поддержанное самим королем, при равнодушии шляхетского сообщества, теряющего понемногу идеи толерантности в вопросах веры, и несомненном упадке польского духа и образования, продолжалось далее и становилось в чрезмерно разогретой политической атмосфере настолько нетерпимым, что привело в этот период времени к значительной массе татарской эмиграции из Польши, и что зафиксировали результаты ревизии татарских имений, законченной в 1631 году. Неспособные примириться с положением дел, Польшу тогда покинули знатнейшие роды, прославившиеся во всем татарском мире, такие как: Ширинские, Багринские, Алчинские, Петигорские, Аганские и т.д. во главе с семьями царевичей Пуньских, берущих происхождение от хана Ислам-Герая, и царевичей Острынских, потомками последнего кипчакского хана Шихмата. Примеру аристократии последовали более низкие классы - таким образом тогда эмигрировало около 20 000 человек. Вся эта масса отправилась в Турцию, где её часть, как сообщает на основе своих исследований литовский татарин Мацей Туган-Барановский, поселилась в Добрудже, другая же - в окрестностях Бурсы в устье реки Кызылырмак, создав там колонии, население которых ещё в начале XIX века превышало 36 000 душ обоих полов и отличалось от местного населения внешним видом и убранством.

Тогда же многие послабее духом мусульмане приняли христианство.

Оставшиеся на Литве муслимы (а осталось их, по крайней мере, ещё половина), вооружились терпением и ждали прихода лучших времен, пытаясь поступками опровергнуть распространяемые о них наговоры и доказать свою преданность. Не желая прежде всего отличаться от местного населения, стали они брать польские фамилии (с той поры все сегодняшние литовские татары носят имена, образованные либо на литовский манер с окончанием на «ич», например, Азюлевич, Александрович, Ильясевич, Хурамович и т.д., либо на польский манер с окончаниями на «ский» и «цкий», например, Крычинский, Смольский, Барановский, Ловчицкий, Бучацкий, Полторжицкий и т.д.), а также часто использовать либо сполонизованые имена (напр., вместо Иссуп - Юзэф, вместо Мустафа - Стэфан и т.д.), либо повсеместно используемые христианами (напр., Михал, Казимерж, Мацей, Пётр и т.д.). К тому же они приложили все силы, чтобы продемонстрировать свою верность и гражданскую зрелость на полях сражений. И для этого поле у них было в 1648-1658 годах в период казацких, московских войн и шведского нашествия, когда страницы польской военной истории снова были заполнены именами доблестных и храбрых татарских ротмистров и хорунжих, несмотря на сокращение числа татарских хоругвей до шести. Так, конституция 1659 года, принятая парламентом против диссидентов, дискредитированных своей благосклонностью к шведскому вторжению, выражает уже определённую признательность литовским татарам и, несмотря на то, что была направлена против всех иноверцев, закрепила за несущими земскую военную службу литовскими муслимами старые привилегии, обеспечивающие им выплаты жолда из казны, как выплачивался другим легким хоругвям. В 1662 году было восстановлено право, по которому гетманы могли назначать пожизненное хорунжество отличившимся на военной службе татарам, которым в 1667 году были дополнительно гарантированы свобода вероисповедания и защита от притеснений. Однако все эти льготы касались только татар-военных и не распространялись на мусульманское гражданское население, которое обязано было платить все налоги, как даже более низшие социальные слои, по дукату с каждой особы невзирая на пол и возраст.

Так как не все татары могли служить в армии, а община муслимов в результате несколькосотлетней военной бури, опустошающей её земельные владения, значительно ослабла в имущественном плане, её материальное положение стало чрезвычайно тяжёлым. Не в состоянии справиться с этим бременем, около 1670 года некоторое количество татар, с двумя амбициозными и вспыльчивыми ротмистрами Крычинским и Хайдаровичем во главе, вновь эмигрировало в Турцию и в 1676 году во время новой войны Турции с Польшей было вынуждено выступать даже в роли передней стражи турецких войск.

Только Ян Собеский, видя обиду, наносимую татарам, и хорошо понимая опасность, которая по этой причине могла бы грозить Польше со стороны отчаявшихся людей, благополучно решил этот вопрос.

Полная амнистия для эмигрантов вернула их в лоно отчизны, а Сейм под восприятием момента и сильным давлением со стороны короля в 1678 году принял конституцию, охватывающую уже широкие слои польских мусульман, главным образом амнистированных беженцев. Указанная конституция, со строгой точностью перечислявшая все татарские свободы, во всем уравняла беженцев с польской шляхтой лишь с единственной оговоркой, что им не разрешалось ни под каким предлогом и договором владеть "крулевщизной" и духовной недвижимостью, а также нанимать себе христианскую челядь, за исключением броваров и фурманов. Вышеупомянутое постановление неоднократно подтверждалось привилеями королей Августа II в 1698 году, Августа III в 1754 году и Станислава Августа в 1778 году, и вместе с этим сеймовыми конституциями в 1736, 1768, 1775 и 1786 годах, при этом надо сказать, что ещё Собеский, а за ним Август II, по собственной инициативе пытались её обойти в интересах заслуженных татар и разместили многих из них в "крулевщизнах" на правах либо пожизненных, либо вечных арендаторов.

О последних трех вышеназванных резолюциях Сейма целесообразно упомянуть отдельно, поскольку каждая из них расширяла границы прав и привилегий, предоставленных татарам конституцией 1678 года. Так, постановление 1768 года позволяло им чинить уже покосившиеся во многих местах мечети. Кроме того, мелких мусульманских арендаторов, разбросанных Собеским и Августом II по "крулевщизнам", решено было организовать и лучше обеспечить. Вместо разбросанных участков земли им было обещано целых два староства, каждое по 10 000 дукатов дохода. Конституция 1775 года позволила татарам покупать и продавать различные земельные угодья, иметь христианских подданных, слуг и челядь обоих полов и строить мечети в частных и столовых (т.е. королевских) поместьях без каких-либо препятствий.

Когда же в 1786 году татары отказались от двух староств, предоставленных им в 1768 году, и просили, чтобы их оставили на землях, жалованных королями навечно и пожизненно, где у них находятся мечети и могилы отцов, с которыми они не хотят расставаться, тогда Сейм все их владения и аренды, даже пожизненные, передал им на правах наследуемой собственности. В то же самое время татарская шляхта начала понемногу занимать и высшие должности в армии.

Это восстановление и даже расширение сферы действия татарских прав и привилегий раз и навсегда объединило судьбы литовских муслимов с Речью Посполитой. С того времени они делили с ней все радости и невзгоды. Они, сторонники Конституции 3 мая, которая давала им права на участие в парламентских заседаниях и занятие должностей, подверглись в 1793 году преследованию тарговичан, а также страшному насилию и надругательству со стороны российских войск (многие примеры этого мученичества приводит тогдашний известный мемуарист Китович); в 1794 году приняли массовое участие в восстании Костюшко. После последнего раздела Польши, несмотря на то, что Россия стремилась завоевать их расположение, сохраняя им права и привилегии на гражданской и военной службе (указ Екатерины II от 20 октября 1794 года), и что в 1797 году был сформирован даже отдельный татарский полк, получивший наименование Пинский, многие литовские татары отметились в легионах Домбровского, а позднее в армии Варшавского княжества.

О духе, который господствовал среди них в 1812 году, в период похода Наполеона на Москву, лучше всего свидетельствует обращение того времени, подготовленное организаторами специального татарского легиона: Мустафой Ахматовичем, Ибрагимом Корыцким и Самуэлем Уланом, имена которых были покрыты в той кампании неугасаемой славой. Это обращение не прошло незамеченным и более 1000 муслимов оказалось в рядах армии, идущей на Москву... И в ноябрьском восстании 1831 года не мало из них кровью шляхетской окропило поля Грохова и Остроленки... А потом? Многим казалось, что литовские татары в течение ста лет отрезанные от польской жизни, русифицированные, подвергнутые лукавой политике царского режима, не устоят. То один, то другой, из слабых по натуре, охладевал к борьбе, делал карьеру, дома употреблял русский язык, ба!, даже православие принимал.

Но это были единицы, основная же масса твердо придерживалась традиций, держалась и... терпела. И когда наступил час освобождения, когда царизм пал, а Литва сбросила ненавистные ей путы, в общем хоре воскресших отозвался и голос литовских татар, отозвался красиво и мощно. В начале 1919 года по распоряжению польского правительства там было начато формирование татарской добровольческой дружины, а её организации предшествовала публикация обращения, составленного группой видных представителей муслимов.

И это обращение возымело эффект. Литовские татары сформировали целый полк легкой кавалерии, который принял самое активное участие в победоносной войне с большевиками в 1920 году, противостоя лучшим вражеским силам - кавалерии под командованием прославленного Будённого.

В настоящее время литовские татары, хоть и живущие вперемешку с польским, летувиским и беларуским населением, сохранили, однако, кроме религиозной идентичности и своеобразный в определённой степени этнический тип. Этот тип, который отличает их от окружающего славяно-балтского населения, определяют некоторые характерные черты, присущие как потомкам аристократического класса, так и прочим литовским муслимам. На самом деле среди мусульман существует убеждение о происхождении «голубо-кровных» князей, мирз и бегов от половцев с преобладанием арийской крови, а ногайской общины - от монголов, но эта точка зрения не имеет никакого научного обоснования; напротив, антропологические исследования доказали, что литовские татары имеют общие физические характеристики. Они следующие: строение тела среднее и стройное, рост преимущественно средний, выступающие скулы, тёмные и узкие глаза, иногда раскосые, красиво посаженные, волосяной покров у мужчин довольно слабый, цвет лица у женщин смуглый, размеры черепа схожи с таковыми у заволжских татар. Что касается других этнических особенностей, таких как одежда, домашний быт и обстановка, занятия, образ мышления и обычаи, то здесь они ничем не отличаются от коренного населения, тем более что, утратив все аутентичные особенности домашнего и общественного поведения, вместе с этим утратили и свой язык. В XVI и начале XVII века ещё можно было найти среди них особ, которые, по крайней мере, могли подписаться по-татарски (как об этом свидетельствуют документы того времени), и знали несколько строк из Алькорана или молитв на языке Пророка. Но такого рода личности были уже редкостью. Сегодня литовские татары могут говорить и говорят на языке коренного населения в зависимости от их социального положения, а именно: шляхта и землевладельцы, как и должностные лица, учителя и судьи - по-польски, а низшние слои: мелкие земледельцы, огородники, ремесленники, фурманы и т.п. - по-польски и по-беларуски. Даже на надгробиях размещают надписи на местном языке с добавлением лишь нескольких строк из Алькорана по-арабски. Исповедуют ислам, хотя под влиянием окружающей их христианской среды уже почти утратили все его внешние признаки, отличающие эту религию от прочих. Почти не совершая паломничества в Мекку, не насаждая веру Пророка, потому как прозелитизм, столь присущий мусульманам, им совершенно чужд, особых постов не соблюдая, имеющие иное представление о рае, чем правоверные, и, что самое главное, строго соблюдающие моногамию, причём признавая свою жену компаньоном в жизни, а женщину в целом - равноправным членом общества. Естественно, о каких-то гаремах, заточении в них татарок, о яшмаках и т.п. вещах, которые до сих пор распространены на мусульманском Востоке, речь даже не идёт, и, как видно из многочисленных документов далекого минулого, вопрос о положении женщины был решён литовскими татарами в гуманитарном и эмансипационном духе уже во времена их первых поселений в Литве. В то время они часто заключали браки с христианками, что разрешалось Алькораном и Статутом ВКЛ и поощрялось монархами вопреки препятствиям, чинимым католическим духовенством.

Собственно те браки оказали влияние на целые поколения муслимов; следует отметить, что для них это важно прежде всего тем, что татары быстро забыли свой язык и говорили между собой на славянских языках, благодаря чему вскоре перестали понимать слова Алькорана, которые должны были переводить на польский (или беларуский) язык и объяснять его по-польски (или по-беларуски) (рукописи этих "польско-беларуских" Китабов, написанных арабской вязью, в большом количестве по сей день отыскиваются в Беларуси). Кроме того, очевидно, что мужьям приходилось принимать мировоззрение жён-христианок, которые свои обязанности, как женщины и матери, сразу сумели использовать с христианской позиции не только в своих, но и в интересах своих сестриц-татарок. В быту муслимов сразу начал устанавливаться христианский уклад жизни, который очень быстро полностью изменил семейные отношения до такой степени, что татары, как мужья и отцы, с точки зрения выполнения своих семейных обязанностей, человеческих чувств и деликатности в обращении с членами семьи, могли были быть и становились, как это часто видно из содержания различных старых завещаний, записей и других старых актов, примером для многих мужей и отцов христиан ещё в XVI веке.

Молятся в мечетях, расположенных в каждом приходе. В настоящее время таких приходов в Польше насчитывают до 20, и во главе каждой из них находится мулла, избираемый прихожанами, как правило, из числа пожилых людей и знающих, хоть как-то, арабский язык или имеющих почётное прозвище «Хаджи», получаемое теми, кто совершил паломничество в Мекку.

Мулла исполняет обязанности двоякого характера: является священником и судьёй-урядником. Как священник, он читает молитвы, проповедует и исполняет различные духовные таинства; как судья-урядник ведет акты гражданского состояния, т.е. метрики о рождении, смерти и браке.

Что касается численности татарского населения в былом Великом княжестве Литовском, то источники дают разные цифры. Согласно летописи Стрыйковского, численность татар, поселившихся в Литве во времена Витовта, достигала 40 000 человек. Автор «Risalej tatari Lech», цитируемого несколько раз выше, в середине XVI века оценил количество татар в 200 000 душ. Ревизия татарских имений 1631 года выявила до 20 000 мусульман обоих полов, из которых около 800 семей оседлых на земельных наделах. Несомненно, приведённая неизвестным татарским автором цифра, сильно преувеличена, потому что такой скачок в числах, как 200 000 и 20 000 в течение неполного столетия невозможен. Уже чуть ближе соответствует реальности цифра, приведённая Стрыйковским. Если вспомним, что до ревизии 1631 года более 20 000 татар покинули Польшу, и если добавим это число к результатам ревизии, то получим 40 000, а значит количество, представленное Стрыйковским. Естественно, если вычтем от 40 000 естественный прирост в течение двух столетий, примерно около 30 000 душ, то окажется, что численность татарского населения в XV веке достигала не более 10 000 душ, что соответствует тому, что было ранее поведано о татарской иммиграции в Литву в указанном столетии. Итак, в изменении численности литовских татар имеем следующие этапы: 1) XV век - 10 000 душ; 2) XVI век - рассчитав натуральный прирост при жёнах-христианках - 30 000; 3) начало XVII века - 40 000; 4) конец XVII века, учитывая двухразовую эмиграцию в Турцию и многочисленные случаи смены вероисповедания, а также большие потери в результате войн во время правления Яна Казимира - не более 10 000. Таким образом, в начале XVIII века, по нашему мнению, в Польше насчитывалось не более 10 000 граждан мусульманского исповедания. XVIII век по причине больших людских потерь, которые понесло татарское население во время раздела Польши, дал чрезвычайно малый прирост. То же самое можно сказать и о XIX веке, когда большое количество муслимов отошло от ислама, приняв либо католичество, либо православие, так что всероссийская перепись 1897 года, охватившая всех мусульман в Польше, Литве и на Волыни, т.е., таким образом, всех литовских татар, выявила в общей сложности 13 877 особ обоих полов. Сегодня это количество, учитывая последствия Первой мировой войны, безусловно, не увеличилось, если только не уменьшилось.

В результате литовские татары превратились в малочисленную этническую группу, но следует признать, что во всех отношениях очень интересную и достойную.

На основе: S. Dziadulewicz. Herbarz rodzin tatarskich w Polsce, 1929

Подготовил и перевёл Ю. Лычковский