Для того, чтобы понять духовные связи той политической конструкции, которая называлась Речью Посполитой, для того, чтобы объективно оценить проявления польской исторической мысли и охватить прошлое народа, необходимо узнать историческую роль огромного социального слоя, который известен как шляхта польская.

Надо понимать, что шляхта в Польше не была лишь тонким слоем высшего сословия, а составляла огромную, чрезвычайно многочисленную часть народа, как ни в одной другой стране Европы. Численность та была отличительным признаком польской социальной конструкции. Тогда как Франция в конце XVIII в. на 20 миллионов населения имела численность дворянства 140 000 человек, т.е. не полных ¾ процента, то Речь Посполитая в те же годы на 10 миллионов жителей насчитывала более миллиона шляхты (некоторые историки приводят цифру в 1 300 000), что составляло 10-13 % от общей численности населения. Этот небывалый процент становится объяснимым, если присмотреться к внутренней структуре польской шляхты. Отличается она высшей степенью дифференциации, наличием расслоения, что практически соответствует формированию полноценного социального общества. Казалось бы, в однородном "сословии" обнаруживаются четыре совершенно разные, изолированные друг от друга группы.

На вершине этой пирамиды находятся великие магнатские роды, владельцы обширных латифундий, кратно превосходящих по площади малые и даже средние княжества на Западе. Ниже следуют зажиточные землевладельцы, соответствующие английскому термину "gentry", среди которых можно ещё выделить "кармазинов" и шляхту среднего достатка, владеющих одной-двумя деревнями. И, наконец, в низу простирается бесчисленная масса шляхты мелкой, бедной, называемой шарашковой, загродовой или застенковой (околичной). Эта группа состоит из владельцев земельных наделов в несколько моргов, которые они, вовсе не имея подданых, обрабатывают собственноручно, как крестьяне. Экономически от них не отличаются и часто стоят ниже лучше обеспеченных крестьян, например, из королевских имений. "Политически стоящие над холопами, материально нередко хуже обеспечены", - говорил о них Павинский (Польша XVI века). Следом, на ступень ниже, следуют толпы безземельной шляхты, выразительно называемой "голота", не имеющей никакой недвижимости, занимающая мелкие должности в услужении при дворах зажиточных землевладельцев или ищущая их покровительства, однако чаще, незаметно растворившись в городах, занимается ремесленничеством или торговлей.

Из миллиона польской шляхты этот шляхетский пролетариат, с землёй или без, составлял её основной процент. Состав этой группы разный. Пополнялась она порой за счет нобилитированных крестьян, но чаще являлась результатом продолжительного процесса раздробления землевладений, который в результате семейных обстоятельств, а также экономических и военных катастроф, довёл шляхетские владения до величины двухморговых наделов. Уже в середине XVI века в разных концах Речи Посполитой - в Мозовии, на Подляшье, в Литве и на кашубской Померании, появляется многочисленный слой, официально называемый "nobiles pauperes", убогая шляхта, которая впоследствии, вплоть до наших времён, всё больше уподобляясь крестьянству, полностью охолопится. Постепенно ею в Польше заселялись целые деревни и даже поветы. Пахал свой жалкий ломоть тот гербовый простолюдин, в знак шляхетного происхождения не снимая сабли. Пахал и повторял про себя присказку, прихорашивающую низкий материальный уровень всей этой "благороднорожденной" бедноты: "Хоть босой, но с мечом"!

То, что польская шляхта не была однородным общественным слоем, что распадалась на несколько социальных групп, являлось её ярким отличительным признаком от западного дворянства. Условия, сотворившие миллионную массу населения, создали явление, не имеющее себе аналогов. Не без видимых оснований, не только благодаря осознанию своего привилегированного положения, но и своей численной силе, называла себя попросту "народом шляхетским". Между различными слоями польской шляхты, разделёнными пропастью имущественного неравенства, принципиально существовало абсолютное равенство. Известное и с гордостью соблюдаемое, так называемое, "шляхетское равенство", которое является одной из самых характерных особенностей общественной жизни Польши. От Радзивилла, сотрясающего Литву, до нищего шарашка, все, теоретически, признаются равными как шляхта, и только наделение урядами возвышает одних над другими. В знак равенства - шляхта, не взирая на различия в положении, называла друг друга "братья". Магнат, достойный королевской короны, обращался к безродному шляхтичу по извечному обычаю: "пане брате". Душа народа кодифицирует это в популярной и любимой пословице, которая гласит: "szlachcic na zagrodzie równy wojewodzie", шляхтич на загроде равен воеводе. Действительно, в правовом отношении - за исключением отдельных существенных мелочей - не существовало никаких различий среди отдельных групп шляхты. Все занимали одинаковое правовое положение в государстве. Перед всеми в одинаковой мере открывалось участие в общественных делах и путь к наивысшим заслугам и достоинствам, не исключая - королевских.

На практике это наглядно иллюстрирует судьба семьи Понятовских, в которой дед был никому не известным шляхтюком, сын - уже первым сенатором Речи Посполитой, а внук - королём. Хранила это равенство польская шляхта в том числе и безусловным запретом домогательства титулов баронов, графов и князей, что неоднократно и постоянно оглашали сеймовые постановления, напоминая про это каждому поколению, внушая принцип, что нет большей чести, чем быть гражданином свободной Республики. Исключение составили лишь роды, которые княжили на Литве и Руси, происходящие от правящих там мелких властителей, и подписавшие акт Любельской Унии, которым было оставлено право и далее зваться "князьями". Король польский, не имевший власти надания титулов местной шляхте, мог ими наделять только иноземцев, а устав 1673 года устанавливал наказание пожизненной инфамии (бесчестия) тем, кто по принятии титула от иноземного монарха осмелится оскорбить принцип равенства. Так, почти до самого последнего, шляхта не допустила введения института орденов. Попытка учреждения Владиславом IV ордена Непорочного Зачатия была отвергнута Сеймом. Только в середине XVIII столетия, в период всеобщего замешательства, под принуждением появился первый польский орден Белого Орла.

Таким образом, дух "народа шляхетского" был республиканским и демократическим в полном смысле этого слова. Гордящееся своими свободами, которых не было ни у кого на континенте, и часто сверх меры ими упоённое, однако никогда, за исключением поколений конца XVII и первой половины XVIII веков, погрязших в судебных тяжбах, шляхетское сословие не закрывалось полностью от пополнения рядов за счет иных слоёв населения. Польская шляхта не пошла по опасному пути вырождения в жестко закостенелую касту, а сохранила признаки постоянно возрождающегося организма. Причём дорога в это превилегированное сословие вела не через богатство и влияние, а через рыцарские заслуги, которые были доступны и самым бедным; ярким примером характеристики народного духа является то, что с середины XVI века не король обладал правом нобилитации, а Сейм, то есть - "народ". Ни в одной стране Европы не было такого количества наданий дворянства и такой доступности ¹⁾. Обычным явлением было массовое ошляхечиванье за военные подвиги целых холопских деревень. Гетман Замойский в связи с победой под Великими Луками принял под свой фамильный герб значительную часть солдат, что повторял в последствии ещё не раз. В частности, по изгнании шведов много крестьян, служивших в войске, было нобилитировано при Яне Казимире в награду за освобождение страны от неприятеля. При короле Зыгмунте Августе много мещан получило шляхетство. Профессоры Краковской Академии получали его автоматически. К рыцарскому сословию были причислены даже осевшие в Литве татары, хотя от остальной шляхты их отделяла религиозная пропасть - в понятии пропитанного католицизмом общества они были "неверными". Однако наиболее знаменательно то, что допускались к гербовому клейноту - окрещенные конечно - евреи, явление в те времена презираемое и пренебрегаемое. Нобилитировано их достаточно в XVI веке. В середине XVIII века одарено шляхетством большое число еврейских семей, принадлежащих к секте т.н. франкистов.

Из выше сказанного становится ясно, что участием в широких политических свободах, в общественной жизни и влиянии на государственные дела владела не какая-то незначительная кучка олигархов, а значительная миллионная часть народа, постоянно растущая масса населения. К избирательным урнам становилось 200 000 шляхты. Численный уровень этого участия лучше подтверждается свидетельством того, что Франция при Людовике Филиппе (1830-1846), как это смог со справедливой гордостью отметить в письме к Ламартину Зыгмунт Красинский, насчитывала процент граждан, уполномоченных голосовать в представительских органах, меньший, чем Польша за три века до этого.

Polska encyklopedia szlachecka. T.1, 1935.

Подготовил и перевёл Ю. Лычковский